Современную живопись, во многих случаях, отличает визуальная дисграфия. Интуитивно необходимо, чтобы зрителю что-то мешало воспринимать живопись, чтобы картина не была самотождественной. Автору оказывается важным столкнуть пережитое, рукодельное с имперсональной, зачастую механической силой. Только после этого пластика оказывается адекватной ощущению времени. Картина становится воспоминанием о картине, пожеланием, предвкушением картины.
В случае Швецова — предкартиной, протокартиной. Лес, речка, озеро, облака, горы, животные, семейные портреты, дети, девушки — намоленный и замусоленный перечень. Массовая культура узурпировалаи умертвила эти образы. Однако Швецов умеет реанимировать свои сюжеты. Лодочки на речке, олень в лесу, губастые красотки, дети издают задорный первобытный инфернальный душок. Материю живописи и зрителя разделяют толстые желтые слои лака, черты лиц стекают, жутковатые герои тонут в гуталиновом фоне. Картина изготавливается, как вещь, как ритуальный предмет, как кукла «вуду». Блямбы, напластования, брызги, перекрывающие в изображение, возвращают ее в «доэстетическое» культовое состояние. В этом смысле ничего страшного, если экспрессивная клякса перекрыла три четверти персонажа — он все равно там, внутри. Можно нафаршировать написанного медведя настоящим мехом — это вполне укладывается в логику. Насекомые, влипшие в лак, только добавляют пейзажу вещественной достоверности и магических свойств. Живопись оказывается способом освоения, присвоения.
Александр Дашевский